-Я приложу как можно больше усилий отец, чтобы оправдать твои надежды,– искренне ответил я, улыбаясь.

-Ну а теперь я думаю можно, и перекусить, тем более мы с тобой вообще редко видимся,– хмыкнул Петр.– Все в делах заботах! Даже отец с сыном видятся как заезжие друзья.

-Конечно отец,– согласился я с государем, тем более что мой живот упорно требовал свое, чуть ли не вырывая куски плоти из организма…

В свою комнату я попал поздно ночью, после того как смог кое-как отбиться от посиделок государя и Ко.

А мысль о том, что время, данное мне до отъезда, необходимо потратить с умом все чаще и чаще появлялась в моей не совсем трезвой голове…

Кое-как, открыв дверь, увидел расстеленную кровать, сил, чтобы снять с себя ворох одежды у меня, конечно же, не было, поэтому завалился спать, в чем пришел. Обычно когда я сплю, то на утро не помню ни одного сна, а может они мне и не снятся, но не сегодня, как только мои веки сомкнулись, я погрузился в мир сновидений, с такой реалистичностью, что мог ощутить дуновение ветерка на своей коже. Хотя голова моя больше напоминала заполненную наполовину чарку с вином.

В начале я даже не осознал тот момент, как оказался на поле битвы, где чуть в стороне от моего взора развернулось танковое сражение, а в небе над железными «богами войны» летали истребители и штурмовики, выпуская десятки трассирующих пунктирных линий. Кто-то из общей массы хаоса смерти умудрялся «прошивать» первый попавшийся на пути корпус неудачника-истребителя, от чего тот тут же вспыхивал словно свечка, сгорая за пару секунд. Грохот и треск стоял неимоверный, я мгновенно оглох, ориентируясь только на движения сражающихся машин в поле. Взгляд упал на разворачивающуюся передо мной битву, приходило понимание, что участвующие стороны до боли мне знакомы, и в правду, вот на темно-зеленых корпусах танков белые кресты, а чуть в стороне юлили и петляли, словно танцовщица перед скучающим посетителем, Т-34 с красными звездами на башнях.

Полки шли рекой, самолеты и пехота сместились чуть в сторону, ведя свою собственную битву, но для меня это было не столь и важно. Главное, что сейчас я видел ужас и грозу Вермахта, горящую в черном огне. Каково же была моя радость, когда я видел как «тигры» и «пантеры» пылают, словно спичечные коробки! Радость, гордость и восхищение и это лишь малая толика охватившей меня эйфории! Но вдруг увидел словно в замедленной съемке – башня одного из «тигров» поворачивается чуть в сторону, почти сразу же выплевывая смертоносный заряд в сторону одного из танков с красной звездой на башне. Секунда и тридцать четверки, завершавшей маневр, сорвало слабый тыловой бронированный лист, из щелей советского танка повалил густой, едкий черный дым….

Я не вытерпел и побежал, так как никогда в своей жизни не бегал, но время, словно липкая и мутная паутина замедлялось с каждым мгновением, не давая мне идти к горящему танку, у которого откинулся люк, показалась рука, тут же исчезнувшая в темном зеве люка. Понимаю, что танкистам уже ничем не поможешь, но что-то не дает просто так махнуть на них рукой.

Рывок, еще рывок, наконец, сопротивление начинает сходить на нет. Новый рывок – щелчок, ко мне возвращается слух, свет… все меркнет перед глазами…

Вспышка и мир преображается, открывая передо мной чистое поле, на котором стоит ощетинившаяся копьями небольшая кучка закованных в чешуйчатые латы воинов, обороняющих стяг с воином. На красном фоне, держащем в правой руке овальный ростовой щит, а в левой блинное копье. Вокруг смертников мельтешили на низкорослых лошадках лучники, посылая в них стрелы одну за другой. Каждую секунду кто-то из стоявших в окружении падал, стрелы выискивали бреши в защите воинов, насмерть стоящих на защите своего стяга.

Крики, ругань и стоны смешались в одну какофонию, грозя свести с ума.

-Да что это такое!– закричал я, но вместо крика из моего горла вырвался хриплый сиплый звук, меньше всего походивший на мой собственный голос.

Пытаюсь сдвинуться с места, но ноги становятся ватным и не послушными, я не могу сделать даже один маленький шажок! Все мои попытки не приводят ни к чему, разве что все мышцы на ногах страшно гудят. Занявшись собой, пропустил момент, когда низкорослые воины пошли в лобовую атаку на обороняющихся. Единственное, что я увидел это стоящее знамя, которое подпирает умирающий высокий витязь, с тремя стрелами в груди.

Звуки битвы всегда различны, как нет одинаковых сражений, так нет и одинаковых звуков, сопровождающих их. Не знаю почему, но в какой-то момент, когда силы пеших воинов, с упорством обреченных защищавших знамя, уже чуть ли не лежащее на земле, над полем пронеслась новая мелодия, грозная, будоражащая в жилах кровь. После нее, я увидел конных воинов врывающихся в ряды, уставших и вымотанных воинов на низкорослых лошадях.

Удар, треск, снова удар и тишина, только спины противника удаляющиеся в панике бегства. Появление свежих сил переломило исход сражения, как меленький камушек пересиливает чашу весов. Вот только на этих весах было десятки тысяч человеческих жизней…

Идея возникла из ниоткуда, не было ее, а потом раз и появилась!

Но, увы, не смог ее ухватить и обдумать, потому что как только я заострил на ней внимание, в голове услышал новый щелчок, после которого перед глазами вновь наступила тьма, всеобъемлющая и давящая. Моргнув раз, другой, увидел перед собой красную стену, сложенную из обожженного кирпича. Не до конца поняв, в чем дело я начал озираться по сторонам, и увидел, как по брусчатой мостовой ведут мужчину, с избитым лицом, следом за ним шло чуть больше десятка женщин. Кому-то из них и не было и десяти весен, кому-то перевалило за сорок… все они шли в мою сторону, а их конвоировали грязные солдаты в серых шинелях и черных кожаных куртках.

Я до конца не мог понять, в чем дело, но когда конвоированные повернули в мою сторону и показали группе под предводительством мужчины идти к стене, возле которой я замер, холодный пот выступил на всем теле. Только теперь я осознал, где я и кто это.

Но как только я понял кто передо мной, события понеслись вскачь, словно кто-то безумный включил перемотку вперед и заставил меня увидеть, как все приготовления произошли за пару секунд, но как только солдаты взяли винтовки на изготовку, время вновь пошло ровно и неспешно.

Шашка над головами солдат, с полубезумными взглядами, взметнулась к небу и опустилась в сторону семейной четы, я рядах которой очутился и я…

«Пли!»

Курок нажат и десятки смертоносных маленьких «ос» вылетели из дул металлических стволов винтовок, передо мной время замирает до такой степени, что я прекрасно вижу летящую мне в горло пулю, но, увы, сделать ничего не могу. Все движения слишком медлительны и неуклюжи, я перестаю сопротивляться судьбе, устремляю взор, на маленький снаряд еле-еле ползущий ко мне.

Метр… полметра…. Тридцать сантиметров… пять сантиметров….

Чувствую, как моей кожи касается, огненно-горячий кусочек метала, желающий скорее пройти сквозь мою плоть…

-Нет!– открываю глаза и понимаю, что сижу в постели и дико озираюсь, вся спина похожа на склон горной речки, такие же холодные потоки льются между лопатками, тут же стекая вниз, по выступающим позвонкам спины.

Мой крик разлетелся по всему залу, возвращая меня в реальность. Отголоски кошмара еще возвращались ко мне, запах горящей плоти и звон булата до сих пор столь реальны, что поневоле я стал озираться по сторонам…

Окончательно осознав, что со мной все в порядке я лег на постель. Не знаю зачем, но мне захотелось прикоснуться к своей шее, где как раз было ощущение, прикосновения пылающего метала. Прикоснувшись, ничего не почувствовал, и блаженно расслабился, не до конца понимая, что это всего лишь сон… только сон.

Конец марта 1709 года от Р.Х.

Воронеж.

Резиденция Петра Алексеевича Романова.

Утром меня разбудил громкий голос отца, кому-то что-то говорящий. Я уже хотел, было встать и одеться, как дверь спальни распахнулась, и в нее вошел Петр, несущий в руках какой-то сверток, длинной в пару локтей.