Глава 9.

Конец Сентября 1709 года от Р.Х.

Рязань.

В светлой комнате сидела молодая красивая девушка глядела в окно. Ладонь молодой красавицы частенько ложилась на ложбинку между грудей, касаясь твердой пожелтевшей бумаги, приятно согревающей в любую погоду.

-Матушка,– так получилось что молодую девушку, которой не исполнилось и восемнадцати весен, называли не иначе как «матушка», было в невысокой прелестнице что-то такое, заставляющее любого стороннего человека глядеть, в ее добрые глаза так словно именно там сокрыто спасение его бессмертной души.

-Да?– повернулась она.

-Мы закончили,– поклонился вошедший отрок, с обожанием глядящий на Ольгу, за его спиной стояло еще семеро таких же учеников, облаченных в льняные рубахи, подпоясанные серыми поясами, на которых висели письменные принадлежности, а на бедре болталась большая тетрадь, обернутая грубой кожей.

-Хорошо, Саша, ступайте в класс, скоро придет отец Варфоломей.

Ничего больше не говоря, молодые лекари, только-только начавшие понимать все то, чему их обучала Оля и Евдокия, женщина травница, такая же, как и наставница, самой возлюбленной цесаревича, найденная в какой-то деревеньке под Ряжском. Именно после того как удалось привезти в Рязань нового учителя по травничеству, как назвал сей предмет сам Алексей, девушка смогла полноценно взяться за те наработки, о которых она давно говорила с любимым человеком. Стараясь быть полезной во всем, в чем сама разбиралась или же начинала учиться тому, что тяготило подручных Алексея, выбивая из привычной колеи повседневных забот.

Первые потуги привлечь к обучению молодых лекарей иностранного доктора окончились полным провалом, тех, кто мог чему-то обучить, попросту не было, а те, кто жил в Москве не могли приехать связанные по рукам и ногам постоянным бдением над чадами высокопоставленных дворян русского царства. Как впрочем, потерпела неудача с идеей повсеместного введения обучения азам травничества для священников. Так что вопросы, отложенные на неопределенный срок, копились, для того, чтобы при участии наместника Рязанской губернии в конечном итоге благополучно решиться.

Но все же некоторые идеи девушки нашли отклик в корпусе, к примеру, нормы санитарии, сформулированные в артикуле «О чистоте и противодействии хвори» написанном Ольгой в мае-июне этого года. Так же при корпусе появилась своя свиноферма, предоставляющая кадетам сразу несколько полезных новшеств, таких как мясо, удаление отходом, получение удобрений и … производство мыла.

Сам процесс изготовления мыла, был позаимствован Дмитрием у костромских мастеров, при помощи одного из своих оружейников у которого жена была родом из тех мест. Вот только вместо говяжьего сала в корпусе используется свиное, вместе с льняным маслом, скупаемом у одного коломенского помещика, точнее у одной из его деревенек, занимающейся производством оного продукта в районом масштабе. Так что уже к ноябрю месяцу в корпусе появятся первые кусочки мыла созданное не из покупного сала, а из собственноручно выращенного.

Кроме того, заготовка трав в близлежащем к корпусу лесу и дальних полянах оказалась поставлена на радость девушки просто блестяще, при посредничестве Кузьмы, главного куратора корпуса. По сути, Оля, являясь единственной девушкой в компании цесаревича, была не обделена вниманием всех друзей наместника, вот только на что-то больше никто из них не рассчитывал, все прекрасно видели, что отношения между их лидером и спасшей его лекарки не обычные и влезать между ними никто не хотел. Хотя пара эпизодов, о которых Ольга старалась не вспоминать порой заставляли ее гневно сжимать свои маленькие кулачки: купеческий сын Никола Волков в отсутствие своего благодетеля пару раз намекал девушке о своих чувствах. Писать Алексею об этом она не хотела, думала, что у него и так своих проблем хватает, раз даже письмо от него пришло такое… тревожное.

Вспомнив о нем, девушка, закусив губу, достала спрятанное возле груди письмо Алексея, аккуратно разложила перед собой и медленно, проникая в суть каждой строчки, каждого слова погружалась в него, украдкой роняя слезы на дубовый стол. Первая паника о крушении корабля давно прошла, как и то, что ее любимый отправился, чуть ли не один в неизвестность, блуждая на просторах Европы, словно в тумане.

Вот только Оля сама себе не решалась признаться, что сильнее ее тревожило и от чего на душе скребли кошки, а сердце болезненно сжималось, чувствуя, как ледяные когти паники подбираются все ближе и ближе. Ревность. Слово, которое девушка не решалась произнести в слух, слово о котором она думала каждый день, думая о том, что верен ли ей Он, или, как большая часть мужчин падает в постель каждой встречной благородной юбки?

-Хватит!– вырывает сама себя из затуманенной дымки иллюзий девушка, складывая письмо в несколько раз и убирая его обратно, чтобы потом вновь достать и украдкой плакать, плакать о своем одиночестве, о тех минутах, когда Его нет рядом, о той любви, которая была так далеко.

«Уже полдень, скоро придется вновь идти с учениками в лес,– с тоской подумала лекарка.– Впрочем, почему это придется? Вновь пойдем в лес!»

Первоначально четыре ученика и ученицы «выросли» в восьмерых, из-за того, что Рязанская и Муромская епархия во главе с местоблюстителем патриаршего престола пожелала воспользоваться трудами лекарки, и взрастить первых православных священнослужителей со знаниями, помогающими людям, и, конечно же, заодно с этим контролировать сей процесс. Жаль только, что почти все нижнее звено священнослужителей закостенело в своих убеждениях, и воспринимает перемены к лучшему как враждебные действия к себе и своей пастве.

Хотя процесс уже запущен, и остановить его будет сложно, а через пяток лет и вовсе невозможно, во только стоит взрастить хотя бы пару десятков юношей-лекарей, для нужд корпуса «Русских витязей». Ведь умелые руки лекарей смогут спасти сотни жизней, окажись они в том месте, где нужно.

Постепенно производство в корпусе увеличивается, это заметила даже Ольга, далекая от мастерских, но отнюдь не лишенная глаз и ушей. Казнозарядные фузеи, пистоли, называемые «обрезами», «колпаки» все это множилось каждую неделю, молодое пополнение с восторгом взирало на новые «игрушки» уже сейчас нещадно гоняемые наставниками так, что у них едва хватает вечером сил доплестись до своих кубриков и шлепнуться спать, забываясь сном.

Были какие-то первые образчики нарезной фузеи, дающей много лучший результат по точности и стрельбе, только как слышала Ольга, сама пуля была меньше своего аналога у обычной казнозарядной фузеи раза в полтора. Как это влияет на стрельбу девушка, конечно же, не знала, только отмечала в своей голове услышанные фразы, на досуге стараясь понять, в чем же дело и о чем идет разговор. И надо заметить этот самобытный анализ произошедших событий и слышанных фраз давал свои результаты, позволяя лекарке не только слышать, но и порой участвовать в беседах друзей наместника, частенько посещающих корпус.

Многие идеи, начатые еще в прошлом году, а реализованные в этом только давали первые сходы. К примеру, ПБР (Первый Банк России) задумка коего была принята именитыми купцами с большим воодушевлением начал свою работу только в сентябре, на месяц позже первоначального срока. Со скрипом были начаты первые банковские операции, на деньги ПБР строятся мануфактура на Урале и бумажное производство близ Рязани верстах в двадцати вниз по течению реки Оки. Пока только одни убытки и никакой прибыли, плюс ко всему тяжелым бременем легли на банк обязательства по выделению займов цементному заводу под руководством мастера Андрея Вартынского, постепенно прокладывающего дорогу к Рязани и Петровке, выполняя первые заказы от губернии, спешно обновляющей внешний облик города.

Как слышала Ольга в планах у Совета губернии, было открытие порохового завода, да только на него нет ни денег, ни сколько-нибудь значимого места с добычей селитры и хорошего каменного угля. Впрочем, эта задача решаема, но опять же все упирается в деньги, коих всегда не хватает. Но это мало заботило саму лекарку, главное для нее было то, что ее идея осуществляется, пускай несколько не так как она думала сама, но все же и не стоит на месте.